Эмма Григорьевна встала, одернула пиджак.

– В понедельник меня не будет на работе, Игорь Сергеевич, – сказала она как ни в чем не бывало, накидывая на руку пальто.

– Эй, вы куда собрались? – Здоровяк перегородил ей дорогу.

Орлинкова надменно взглянула на него.

– Вы собираетесь задержать меня? С какой стати? Вы что, представители милиции? С дороги!

Бабкин нехотя отступил в сторону. Эмма Григорьевна прошла мимо молчавших людей, отметила краем глаза, что ее „девочки“ в соседней комнате сидят неподвижно, как истуканы.

– Мы… мы так и отпустим ее? – не поверила Катя. – Макар, Сергей, что вы стоите?! Она же убийца!

– Мы не имеем права задержать ее, – пожал плечами Илюшин. – Все, что мы можем, – это предоставить всю найденную информацию следователю. Но реальных доказательств нет и, возможно, не будет.

– Мы знаем, что она совершила преступление, – зло бросил Кошелев. – И можем задержать ее до приезда милиции. Она же сбежит!

– Вы ее задержите? – Макар искоса взглянул на шефа „Эврики“. – Попробуйте, если хотите.

Они поспешно вышли из кабинета и обнаружили Орлинкову возле лифта в конце коридора. Она не смотрела в их сторону.

– Ну что? – спросил Бабкин. – Игорь Сергеевич, вы еще успеете ее задержать.

Кошелев взглянул на него, затем на Макара, выругался и махнул рукой.

– Фаина Григорьевна! – неожиданно позвал женщину Илюшин. – Послушайте, у меня к вам только один вопрос!

Услышав обращение, Орлинкова застыла, но затем повернулась к Макару с непроницаемым лицом греческой статуи. Парень сделал несколько шагов по направлению к ней и остановился, показывая, что не собирается ее преследовать.

– Что бы вы загадали? – громко и весело спросил он. – Неужели вы двадцать лет не могли исполнить свое желание и вам нужна была русалка? Или придумали что-то новое?

Двери лифта открылись, но Орлинкова не зашла внутрь.

– Загадала бы быть принцессой, а не лошадью, – ответила она, не повышая голоса, но Макар ее услышал. – Всю жизнь бы перекроила. Жизнь-то моя была беспросветная, что в Кудряшове, что в Москве. Жалко, с судьбой не поспоришь.

Она шагнула в лифт, и двери за ней закрылись.

– Может быть, и поспоришь, – пробормотал Илюшин, вспоминая ровесницу Орлинковой – Наталью Котик, счастливую со своими мальчишками, мужем и котами.

Ближняя к нему дверь распахнулась, и мрачная квадратная женщина в черном вывалилась в коридор.

– Что за столпотворение… – начала она, метнув негодующий взгляд на Капитошина и Катю, но заметила за ними Кошелева и осеклась. – Что происходит?

– От нас только что ушел навсегда еще один сотрудник, – похоронным голосом произнес Кошелев и неожиданно усмехнулся. – Хорошо хоть, никого не угробил.

– Кто ушел? Какой сотрудник? Кого угробил?

Игорь Сергеевич вкратце объяснил, кто ушел и почему. Алла Прохоровна недоверчиво посмотрела на него, думая, что ее разыгрывают, но лица стоявших вокруг сотрудников были серьезными.

– Орлинкова? – с ужасом повторила она. – А я-то…

Она хотела сказать, что собиралась заключить с Эммой Григорьевной пакт о взаимопомощи в деле выживания Викуловой из коллектива, но вовремя опомнилась. Та самая Викулова, которая выводила ее из себя, стояла в двух шагах от нее и смотрела своими большущими карими глазами на Капитошина. „Совсем из-за него голову потеряла, – мысленно фыркнула Шалимова, испытывая удовлетворение хотя бы от того, что Викуловой предстоит лить напрасные слезы по красавцу – все знали, что Таможенник не заводит романов на работе. – Ничего, милочка, тебе только на пользу будет пострадать немного. А то все слишком легко у тебя в жизни получается“.

Но, к ее удивлению, Таможенник обернулся к девчонке и сказал:

– Катюха, я могу подвезти тебя до той квартиры, которую ты договорилась посмотреть. Игорь Сергеевич, у нас рабочий день закончился?

– Закончился, – сделав паузу, согласился шеф. – Надеюсь, таких рабочих дней у нас больше не будет. Да идите уже, идите.

Ошеломленная не меньше, чем остальные сотрудники, Алла Прохоровна слышала, как Капитошин сказал Викуловой:

– Я тебя в машине жду. Давай, собирайся.

И пошел за верхней одеждой и ключами, насвистывая о Катюше, выходившей на высокий берег.

Ехали они медленно, то и дело застревая в пробках. Возле книжного магазина Капитошин остановился.

– Подожди, пожалуйста, я себе одну книжку хотел купить на выходные, – попросил он.

Катя осталась в машине. Она сидела, рассматривая витрины магазинов, которые уже украсили перед Новым годом, и слушая шум машин. Улицу сверху перекрывал огромный плакат. „С Новым годом!“ – было написано на плакате в окружении снежинок, а под восклицательным знаком стоял улыбающийся снеговик, на голове которого вместо ведра была отчего-то нарисована кастрюля.

Катя улыбнулась и поймала себя на том, что ей нравится и шумная улица, запруженная сигналящими машинами, и яркие витрины с мохнатыми гирляндами, и дома, на которые падает неторопливый снег. Она больше не испытывала ненависти к этому городу, который оказался лишь отражением того, что происходило в ее душе.

„Все будет хорошо, – думала она. – Мне почти все равно, что станет с ними – с Артуром, Седой, Дианой Арутюновной… И с Эммой Григорьевной. Я хочу наконец-то жить своей жизнью, а не чужой. Только для своей жизни нужно кое-что исправить, даже если кажется, что признаться во всем невозможно“.

Катя достала телефон, набрала номер.

– Мама? – сказала она. – Мамочка, это я. Прости меня, пожалуйста. Мне нужно тебе кое-что рассказать…

Глава 17

– Сережа, ее задержали? – спросила Маша, накрывая на стол.

Сергей сидел на коврике, Макар, вытянув ноги, с удовольствием занял весь диванчик. В кухню незаметно прокрался Костя и спрятался в уголке, слушая взрослые разговоры. Антуанетта расположилась у него на коленях, Бублик лежал на полу и огрызался на каждого, кто ставил ногу ближе, чем в метре от его головы.

– Нет, насколько мне известно. Но это и не наше дело. Мы со следователем поговорили, обо всем рассказали. Доказательства собирать – это его работа, не наша.

– Заказчик доволен?

– Ага. Всем, кроме одного: ему хотелось бы видеть предмет, вокруг которого бушевали такие страсти. Но я честно признался, – Сергей чуть усмехнулся на слове „честно“, – что предмет находится в правоохранительных органах, потому как это улика.

– А где русалка, кстати? – заинтересовалась Маша. – Макар, ты ее не оставил в том селе?

– Нет, конечно! Привез обратно в целости и сохранности.

Макар выложил русалку на стол. Маша наклонилась над ней и покачала головой, недоумевая, как Катя могла так доверчиво отнестись к словам Вотчина. Теперь было совершенно очевидно, что это всего лишь искусно вырезанная деревянная фигурка, секрет которой заключался в неодинаковой проработке деталей. Волосы были вырезаны очень тщательно, как и чешуя на хвосте, и тонкие руки, а лицо приходилось домысливать. „Наверное, поэтому она и казалась Кате живой, – подумала Маша. – Это она наделяла ее одушевленными чертами, а вовсе не мастер“.

Маша положила фигурку на стол и пристально взглянула на Макара. Он казался похудевшим, но во всем остальном был тем же Илюшиным, которого они знали. „Хорошо, что все закончилось, – подумала Маша. – Наверное, это был лучший выход из всех возможных“.

– Расскажи обо всем, – попросила она Илюшина, усаживаясь на стул. – Я так ничего и не поняла. Сергей только сказал, что Вотчин был не виноват в смерти других коллекционеров. Правда?

– Да, – подтвердил Макар. – Вотчин рассказал Катерине чистую правду. Он действительно приезжал в Кудряшово в восемьдесят четвертом году, это было связано с его работой, и тогда и купил у владелицы русалки фигурку. И с тех пор она не покидала его квартиру.

– Как не покидала? – нахмурился Сергей. – А как же смерть Зильберканта в девяносто третьем? Мы с тобой вместе читали в архивном деле описание пропавших вещей, которые забрали Сковородовы.